После скандала с Викой Мороз представители белорусских властей на перебой начали заявлять, что условия жизни детей в сиротских учреждениях страны очень хорошие. Мол, никого там не обижают, кормят хорошо, а детей воспитатели любят едва ли не больше, чем своих. Между тем в 2006 году в стране увеличилось количество побегов детей из интернатов. В чем причина? Каковы реальные условия содержания сирот в детских домах Беларуси? Более четырех месяцев журналисты "Е" проводили собственное расследование и теперь готовы предоставить свои выводы. Предупреждаем, что некоторые из них могут серьезно шокировать вас.
Все бегут, бегут, бегут
Как признались "Е" сотрудники ИДН (инспекции по делам несовершеннолетних), они не ведут подсчет количества побегов детей из интернатов. Но навскидку говорят, что этих побегов в 2006 году стало больше. Впрочем, официальная статистика все равно не дала бы реальной картины. По утверждению инспекторов ИДН, в сводки МВД попадает приблизительно один случай из десяти. Как правило, если ребенок сбежал, воспитатели сами пытаются найти его, потому что почти наверняка знают, куда он мог пойти. Если в течение суток сироту не удается вернуть назад, воспитатели созваниваются с инспектором ИДН, а факт фиксируется в официальных сводках.
Бегают белорусские сироты абсолютно неравномерно. Так, за один месяц в интернате может быть не зафиксировано ни одного случая, а в другой - до десяти. Это еще более затрудняет анализ ситуации. По нашим собственным подсчетам, в 2006 году в месяц фиксировалось в среднем 60 побегов из интернатов и социально-педагогических учреждений. Исходя из того, что в Беларуси насчитывается более 30 тыс. сирот, цифра не кажется большой. Но следует учесть, что ребенок, для того чтобы бежать, должен достичь определенной степени самостоятельности. Самыми ранними беглецами (из всех зафиксированных нами случаев) стали 12-летние Саша (все имена детей в материале изменены) из минской школы-интерната №10 и Сергей из школы-интерната №6.
Учитывая, что в детских домах содержатся дети практически с рождения и до 18 лет, в принципе убежать могут не более 30% сирот. Если отнять от этой цифры больных детей, которые содержатся в специализированных учреждениях, а также психологически зависимых, то получится, что принять осознанное решение бежать могут всего около 15% сирот. Как отмечают инспекторы ИДН, в 2006 году чаще стали фиксироваться случаи групповых побегов, когда в один день из одного интерната уходило по трое детей.
Причины и следствия
Среди причин увеличившихся случаев побегов в первую очередь следует назвать практически полное отсутствие какой-либо профилактической работы среди сирот. Инспекторы просто объявляют беглеца в розыск, а потом, когда находят, берут у него пояснение, ставят на учет в ИДН, и на этом все заканчивается. Правда, по утверждению самих инспекторов, свои контрольные функции они выполняют в полной мере, даже более того. Мол, постоянно посещают интернаты, беседуют с детьми, с воспитателями, пытаются координировать воспитательный процесс. Но это все слова. В процессе беседы с инспекторами ИДН мы выяснили, что некоторые из них даже понятия не имеют, какие дети содержатся в интернатах на их территории, какие у них проблемы, почему их отобрали у родителей и так далее. Когда задавались конкретные вопросы о конкретных детях с указанием ФИО беглецов, некоторые инспекторы просто терялись и ничего не могли сказать. Есть, правда, и исключения.
Вопреки расхожему мнению, бегство детей абсолютно не зависит от сезона или погоды. Например, в январе 2007 года, когда в Беларуси было достаточно тепло, наблюдалось затишье. В феврале, как только начались морозы, прорвало. А когда случился скандал с Викой Мороз и по сиротским учреждениям начали ездить различные комиссии, бегства сирот и вовсе практически прекратились. Конечно, не потому, что дети испугались чиновников.
Дисциплина или режим?
Отчего сироты убегают из приютов и интернатов? Инспекторы ИДН среди основных причин называют тоску по родителям, которых лишили прав на ребенка. При этом совершенно неважно, какие это были родители. Ребенок мог ходить голодным, грязным, подвергаться периодическим унижениям, но он все равно бежит из интерната к маме или папе. Исключение составляют лишь редкие случаи зверств родителей в отношении своих чад.
Инспекторы ИДН и сами не могут понять, почему ребенок бежит из сытного и уютного интерната к лишениям и унижениям. По их мнению, причина может крыться в патологическом неприятии сиротскими детьми дисциплины в любом из ее проявлений. Иногда даже простое требование воспитателей застелить постель ребенок, никогда не делавший этого дома, может воспринять в штыки. Когда подобные требования повторяются изо дня в день, воспитанник детдома не выдерживает и бежит обратно к родителям.
Сами сироты, с которыми нам удалось побеседовать, смотрят на проблему бегства из детских домов несколько иначе. По их словам, убегают они не к родителям, а именно из интернатов. Это уже потом они решают что делать: пойти к родителям, друзьям или отправиться путешествовать. Интернатовскую дисциплину дети действительно не приемлют, но только потому, что эта дисциплина частенько напоминает режим зоны. По мнению детей, если бы в интернатах было больше свободы, бегали бы значительно меньше. А вот когда ребенок должен, как дрессированная собачка, повторять все команды воспитателей, он действительно восстает против этого.
По утверждению детей, есть и такие беглецы, которые в принципе не приемлют интернатовской атмосферы. Как правило, это дети, которые все же успели испытать на себе настоящую родительскую заботу. Есть и такие беглецы, у которых, как говорят, тараканы в голове. Они бегут без всякой на то причины.
Все вышесказанное - субъективное мнение опрошенных нами лиц. Чтобы понять, насколько это мнение совпадает с реальным состоянием дел, мы провели обследование трех сиротских учреждений. В одном открыто, в двух - тайно, устроившись туда в качестве обслуживающего персонала.
Слуцкий Дом ребенка
В Слуцком Доме ребенка - около 100 мест. Половина - для детей с патологиями центральной нервной системы или с нарушением психики. Почти все они глубокие инвалиды. Есть дети, которые живут только потому, что вовремя получают лекарства.
Слуцкий детдом мы выбрали не случайно. Согласно нашей информации, именно больные дети и оказываются самыми беззащитными, потому что пожаловаться не могут. По причине острого дефицита работы в Слуцке устроиться в детский дом не представлялось возможным, поэтому мы открыто расспросили главврача Людмилу Киселеву об условиях содержания сирот.
В Доме ребенка работают почти 140 сотрудников. По словам главврача, медсестры здесь зарабатывают больше, чем их коллеги в больнице, поскольку получают надбавки за специфику работы. Средняя зарплата по учреждению в декабре составила 500 тыс. рублей. Это достаточно много для сиротских учреждений и для Слуцка. Поэтому здесь у отдела кадров большой банк анкетных данных претендентов на место. Прежде чем принять человека на работу, ему предлагается пройти неоплачиваемую стажировку в группе.
Главврач говорит, что за всю ее практику было пару случаев, когда она увольняла сотрудниц "за аморальные проступки, касающиеся детей". Например, за воровство еды. По словам Людмилы Киселевой, воровку она уволила сразу же, даже смену не пришлось дорабатывать.
Кстати, сотрудники, которые работают с детьми по 12 часов, в обязательном порядке питаются на работе. "Я каждый день обедаю на работе и знаю, что едят наши дети, - сказала главврач. - Мы с детьми едим, что называется, из одного котла: нам отдельно не готовят". Разумеется, стоимость обедов персонала впоследствии вычитается из их зарплаты. По мнению Л.Киселевой, детской порции обеда вполне достаточно даже взрослому. По состоянию на ноябрь 2006 года на питание одного ребенка в Слуцком детдоме расходовалось 3910 рублей в день. При этом, по утверждению главврача, питание организуется и в индивидуальном порядке. Если ребенок не любит, скажем, омлет, ему предложат другую еду.
По мнению Л.Киселевой, в Доме ребенка достаточно жесткий внутренний контроль за тем, как питаются дети. "Система, как в армии: повар, передавая няне обед или завтрак, обязан взвесить порции. Пока повар няне не отдал пищу, он ответственен за нее. Как только няня расписалась в получении, я могу прийти в группу и проконтролировать. Если теоретически вместе с поваром няня соврала, то в случае, если я ее поймала, отвечает няня. И она уже никак не скажет, что, мол, мне повар не додал".
В пищеблоке действительно удалось увидеть журнал учета питания, где няни расписываются, получая еду для детей. Диетсестра показала мне журнал, в котором по месяцам за каждый день записано, сколько каких продуктов съели дети.
Очень тронуло зрелище, как малыши обедают. У них прямо-таки общество чистых тарелок: уминают все подчистую.
В первой группе были малыши от двух до трех лет. Дети как дети. Со знанием дела пользуются салфетками. После обеда все рванули демонстрировать свои любимые игрушки. А когда детишек усадили на горшки, они принялись позировать: смотрят, куда объектив направлен, и скачут на горшках в ту сторону, чтобы в кадр попасть. Чудо, да и только.
Но есть и другие малыши - с патологиями. Прежде чем взять нашу журналистку с собой, массажистка поинтересовалась: "Вам валерьянки накапать?" Позже стало понятно, к чему был этот вопрос. Описывать, как выглядят эти дети, нельзя. Это не для слабонервных. Пока им делали массаж, они даже плакать не могли: получался только хрип. Перспектив у них никаких. Здесь живет девочка, которая в годик весит три килограмма!
СПУ №10, или Просто приют
СПУ - это социально-педагогическое учреждение, в структуру которого может входить множество различных детских учреждений. Приют, школа-интернат, психологический центр Наша журналистка устроилась помощником воспитателя в приют, в группу с детьми младшего возраста. Учреждение оставило о себе самое неблагоприятное впечатление.
Взяли журналистку без всякого медицинского осмотра. Причем, как рассказывают сами воспитатели, такое здесь практикуется постоянно. Некоторые работают, не пройдя медкомиссии и по полгода. Вообще, всем здесь заправляет завхоз Янковская Валентина Васильевна - женщина строгая и властная. На должности Валентина Васильевна - около 30 лет.
Официальная зарплата нянечки составляет около 200 тыс. рублей. Однако за две недели нашей журналистке начислили всего 76 тыс. рублей, причем 54 тысячи забрала завхоз, заставив нашу журналистку написать бумагу, что та претензий не имеет.
Дети в группе были самые разные, и у каждого из них - своя личная трагедия. Больше всего поразила судьба девочки Жени. Ей уже семь с половиной лет, но она до сих пор не может нормально разговаривать, а если и разговаривает, то без ненормативной лексики не обходится. С уверенностью можно сказать, что детства у Жени вообще не было. Сожитель матери поливал ноги девочки кипятком. Врачи сделали ей пересадку кожи. Теперь на ноге у Жени незаживающая гнойная рана. Возможно, этого бы и не было, если бы ребенок не трогал больное место. Но Жене, страдающей заторможенностью психического развития, трудно что-то объяснить. В первый же день работы нашей журналистки Женю положили в больницу, но по жалобам родителей ее выписали через несколько дней. Врачи и родители буквально за голову хватались, когда видели, как ребенок пил собственную мочу и делал другие не менее шокирующие вещи. Женя снова вернулась в приют. Кроме того, девочка больна эпилепсией, и, чтобы у нее не случалось припадков, ей дают таблетки финлепсин (по ½ два раза в день). Эта доза не может полностью успокоить Женю, поэтому ночи у нянечек бывают бессонные. Но больше давать Жене нельзя. Правда, похоже, дают. На одном из дежурств нашей журналистке без всякого предписания врача сказали дать девочке дополнительную дозу сильнодействующего лекарства, чтобы она ночью никого не беспокоила. Похоже, это было не в первый раз. Наша журналистка поступила более человечно и просто выбросила лекарство.
Остальные дети тоже не отличаются примерным поведением. Здесь в первую очередь сказывается родительское воспитание. Например, Лена постоянно била других детей по любому поводу, а иногда и вовсе без оного.
За старшими детьми практически никакого присмотра не осуществляется. Наша журналистка наблюдала, как девочки 14 лет спокойно курят во дворе, встречаются там с пришлыми мальчиками и занимаются тем, отчего ее в краску бросало.
Но работники приюта к детям снисходительны. Они их жалеют, даже подкармливают собственной едой, потому что приютской порции многим не хватает. Если малышей и можно было накормить (хотя они иногда и просят есть), то старшим было явно мало. В этой ситуации воспитатели поступали следующим образом: если маленькие наелись и у них остались целые котлеты, бутерброды, супы, то их отдавали старшим. А что делать? Продукты приходится делить. Хотя это довольно странно, учитывая нормы детского питания. Меню в приюте какое-то однообразное. За две недели наша журналистка так и не увидела, чтобы детям давали фрукты, хотя по нормам на день должно выходить 220 граммов.
Школа-интернат №3
В СПУ мы хоть и зафиксировали недостаток продуктов, но так и не смогли выяснить, куда они деваются. На кухню помощникам воспитателя вход заказан. Поэтому в интернат №3 г. Минска наша журналистка устроилась кухонной рабочей. Отбор кадров в "тройке" проходит серьезнее, чем в десятом СПУ. Журналистку сразу же попросили показать справки, пройти комиссию, завели в отдел кадров, чтобы написала заявление на работу Здесь с этим строго, хотя в СПУ о трудовой книжке можно было забыть на месяцы.
Интернат №3 произвел благоприятное впечатление сразу. Обстановка дружная, дети более опрятные и воспитанные. Они ездят на оздоровление в Италию и сравнительно неплохо одеты. Новых людей замечают сразу, пытаются познакомиться, взять телефон, сделать комплимент. Что важно: здесь дети не просят есть, как в СПУ №10.
Мы надеялись, что не выявим здесь никаких нарушений, но ошиблись. В первый же день работы на кухне журналистке сделали своеобразный "презент": коробочку вафель, бананы, пакетик майонеза и сыр. В остальные дни ситуация повторялась. Редко когда можно уйти с работы без ничего. Кому чего и сколько дать - это решает повар. При этом меню в интернате №3 гораздо лучше, чем в СПУ. Здесь фрукты и салаты дают каждый день.
Детям еды хватало, отходов оставалось много, некоторые просили добавки, и им не отказывали. Отходы оставались не потому, что еда была невкусной, просто ее было много. По мнению нашей журналистки, есть ее вполне реально.
Сергей Сацук,
Юлия Ладнова,
Татьяна Гусева
Под единственный в столице Дом ребенка приспособлено типовое здание бывшего детского сада. На входе — лаконичная табличка, красочные портреты воспитанников и корзина с бахилами. Sputnik побывал внутри и узнал, почему родители отказываются от детей, как им живется в чужих стенах и какое будущее их ждет.
В Доме коротают дни 70 детей, почти все — до трех лет. Абсолютно здоровых нет, самый минимум — задержка психомоторного развития. У каждого ребенка — своя история. Одни живут тут временно, ожидая, что их заберут биологические или приемные родители; другие — с тяжелыми поражениями мозга — находятся в паллиативном отделении до исхода заболевания.
Почему родители оставляют своих детей
Каждый год сюда прибывает около полусотни детей. Большинство из них изымают из неблагополучных семей, предоставляя родителям полгода на исправление.
"Некоторые злоупотребляют алкоголем. Есть люди, которые не могут выполнять функции родителя по состоянию здоровья", — рассказала главный врач учреждения Светлана Малашко.
Живут здесь и дети, от которых отказались. Некоторые из них спустя три года отправляются в детские дома. Причины отказа у людей разные.
"Таких — единицы. Часто это ребята с синдромом Дауна: вот мальчик прожил у нас полтора года, скоро будем переводить в детский дом. Некоторые отказываются от ребенка из-за того, что его "не примут родственники" — они возмещают расходы на содержание ребенка, но в семью взять не могут. А один малыш жил у нас полтора года до совершеннолетия своей матери", — пояснила главврач.
Сюда же помещают детей в случае гибели их родителей. Многие родители сдаются перед страхом патологии. Так, испугавшись диагноза, родители отказались от одного из живущих здесь малышей.
"У нас живет ребенок с врожденным пороком сердца: мы наблюдали его вместе с врачами детского кардиохирургического центра, где его благополучно прооперировали. Теперь после удачной реабилитации ребенка усыновляют", — поделилась она.
© Sputnik Валерия Берекчиян
По словам Малашко, ежегодно из Дома в семью (обратно к биологическим родителям или на усыновление) уходят около 85% поступивших детей.
"Мы знаем, ты сильная!"
Жизнь детей в Доме начинается с приемного отделения. Врач осматривает поступившего ребенка и помещает его в карантинный изолятор: бокс, в котором он адаптируется три недели.
Таблички над детскими кроватками гласят "Мы знаем, ты сильная (-ый)!" или "Расти большой, малыш!"; чуть ниже них - другие, с именем, датами рождения и поступления, информацией об особенностях.
Едва попав сюда, некоторые дети могут плохо есть, приболеть или быть беспокойными. За состоянием малышей (как вновь поступивших, так и уже живущих в Доме) круглосуточно наблюдает медицинский персонал.
В каждой комнате — своя жизнь
После адаптации малыш попадает в подходящую по возрасту группу. Дети любят музыку, так что она играет почти в любом помещении; у них даже для сна есть своя, особенная.
Двух-, трехмесячных жителей Дома находим в группе самых юных, бодрствующими в своеобразных кроватках; самая старшая и самая нарядная из них — десятимесячная Настя в красивом красном платье — стоит в манеже и внимательно смотрит по сторонам.
"Снимите эту барыню, красавицу нашу. Ну как можно мимо пройти?" — умилились нянечки.
© Sputnik Валерия Берекчиян
Дети немногим старше во второй аналогичной группе без страха смотрят в лицо гостям, шустро ползают по ковру, хватаясь за шнурки и протягивая ручки к камере.
"Как называем? По именам, иногда даже с отчеством! Все они — наши солнышки, очень хорошие. Приходят к нам маловесные, недоношенные, а чуть погодя их не узнать! Некоторые так за месяц у нас прибавляют, что выше нормы получается. Смотрите-ка, ладушки показывает, фотографируйте скорее!" — указала медсестра.
Тут привыкли улыбаться, говорить мягко и ласково: по-другому с этими детьми нельзя. Многие работают в Доме по двадцать, тридцать лет; приходят и новые, но задерживаются не все — эту работу нужно принимать сердцем.
© Sputnik Валерия Берекчиян
"Кто любит детей, сможет здесь, другим тяжело будет. Когда я пришла, было много детей с патологиями — гидроцефалией, другими врожденными пороками, — сейчас их все меньше. У всех свои любимчики есть, кто бы что ни говорил, но любим каждого по-своему. Расставаться, конечно, тяжело — прикипаешь, куда деваться. Некоторые мамы, которые забрали у нас деток, общаются с нами и присылают фото. Мы очень рады за них", — рассказала корреспонденту Sputnik одна из медсестер.
На стенах одной из спален — красочные рисунки: постарались волонтеры из художественной академии. Руки, говорят здесь, нужны всегда, а вот питанием и одеждой, подгузниками и игрушками учреждение снабжает бюджет.
© Sputnik Валерия Берекчиян
Дети постарше в своей группе делают первые самостоятельные шаги, так что нянечки едва успевают уследить за всеми: одни — бегут к нам со всех ног, другие — ползут, но не менее стремительно. Воспитатель и медсестра знакомят нас с каждым малышом, прерываясь на восхищенное "смотри, замерла — позирует, надо же!".
До сончаса в каждой маленькой комнатке кипит жизнь. В одной с малышами занимается логопед; в зале ЛФК за стеной малыш в цветной футболке никак не желает лезть на надувную горку — уж очень ему хочется рисовать. "Максим у нас художник", — сдалась нянечка, вручая ему карандаши. За тем же столом сосредоточенно трудится еще один ребенок: перед ним — самодельное сооружение для развития моторики с разного рода переключателями, замками и щеколдами.
© Sputnik Валерия Берекчиян
Под окнами по территории Дома гуляют родители близлежащих домов со своими детьми. "У нас всегда красиво — мы выставляем разные городки, композиции", — рассказала главврач.
© Sputnik Валерия Берекчиян
За пределами групп в отдельных закутках бесконечных коридоров — прачечная, в которой без остановки крутятся в машинках ползунки и распашонки, и кухня с десятком кастрюль и запахов.
© Sputnik Валерия Берекчиян
Паллиативное отделение: "Эти дети живут, пока бьется сердечко"
Несколько лет назад детей, существующих за счет аппаратов искусственной вентиляции легких, решили перевести из больничных реанимаций в Дом ребенка. Открыли новое отделение, оснастили его всем необходимым. Теперь здесь своеобразный хоспис; самому старшему ребенку сегодня девять лет.
"Эти дети живут, пока бьется сердечко. Раньше они жили в больничных реанимациях за счет аппаратов, которые могли спасти кому-то жизнь. Но у каждого есть заключение, что их заболевание — неизлечимо. Это тяжелые врожденные патологии головного мозга. Детки эти — из благополучных семей, просто так распорядилась судьба", — пояснила врач.
Родители от них не отказались — им разрешают бывать тут до позднего вечера, пока не закроются ворота.
"Создать такие условия дома сложно: не все дети стабильны. Здесь же их состояние постоянно контролируют медицинские работники", — рассказала Светлана Малашко.
Никто не ломится: об общении родителей с изъятыми детьми
Для общения детей с родителями есть специальный холл с мягким уголком да полками, заполненными игрушками, а в хорошую погоду — упомянутая игровая площадка под окнами. Родители (даже те, кого лишили родительских прав) могут видеться с ребенком по четыре часа дважды в неделю.
"Ребенок ведь помнит. Он должен видеть не только белые халаты, но и лица родных людей", — сказала главврач.
© Sputnik Валерия Берекчиян
Вернется ли домой малыш, уже полгода проживший в чужих стенах, либо же получит статус сироты и станет ждать новых родителей, решает суд.
"Чаще родители подходят ответственно. Но бывает и по-другому; тогда их лишают родительских прав, а личная карта ребенка отправляется в Национальный центр усыновления. Мы не решаем вопросы помещения в наше учреждение и выбытия из него, об усыновителях ничего не знаем. Суд спрашивает наше мнение о родителях и их общении с ребенком, не более", — пояснила Малашко.
© Sputnik Валерия Берекчиян
Усыновителям о детях врачи рассказывают все, чтобы решение, принятое ими, было действительно взвешенным. Как только у малыша появились усыновители, родителям запрещают общаться с ним. Многие из них хотят видеться с малышом до тех пор, пока его не забрали в новую семью, и знать, кто усыновитель, но скандалов на этой почве тут не припоминают — в двери никто не ломится.
"Усыновители могут общаться с детьми сколько угодно. В силу возраста малыши привыкают к ним довольно быстро и, счастливые, уходят", — рассказала она.
А биологические родители, даже раскаявшись, теряют возможность выйти на связь с семьей, в которой растет их ребенок.
Здешние малыши живут без родителей месяцами, получая, безусловно, достойный уход и максимально возможную порцию ласки. Каждый из них все же рискует остаться здесь надолго, а после — отправиться в другие стены такого же, по сути, учреждения: если спустя три года новой семьи у них так и не появилось, они отправляются в детский дом.
